Мюзикл Глеба Матвейчука «Алконост. Легенда о любви» — это история, созданная по мотивам славянской мифологии, история о добре и зле, о разных мирах, о разуме и сердце, о любви и выборе, о цене этого выбора и о том, на что каждый из нас готов пойти ради прекрасного, светлого чувства любви.О сходстве со своим героем, о взаимодействии без слов, о вводе новых партнеров в спектакль и многом другом – в нашей беседе с исполнителем роли Охотника, Сергеем Веселовым.
— Сережа, каким ты видишь своего героя, какой он?
— По характеру? То, что можно увидеть со стороны: это дикарь, который привык выживать в суровых условиях, никогда его сердца не касалось ничего нежного, а тут он влюбился, и сам не понял, что с ним произошло, и открыл для себя новый мир, как тот мир, что над землей, так и мир внутри себя. Он как ребенок, который познаёт мир с новой стороны. Какой он герой? Я думаю, положительный, по крайней мере, в контексте мюзикла, тем более, что ярким антиподом на контрасте в мюзикле выступает Велес.
— Этот герой тебе близок, вы похожи?
— Да, вполне. Во-первых, мне нравится его стиль: дреды, кожа, в том числе моя, не прикрытая (смеется). Его ария достаточно лирична, и она именно с этой стороны раскрывает героя, несмотря на всю его брутальную внешность. Мне это знакомо, и для меня это органично, обычно мне тоже говорят, что моё внешнее отличается от внутреннего.
— Какие качества твоего героя тебе нравятся и какие — нет?
— Не нравится мне, что он умирает часто, не хотелось бы (смеется). А нравится то, что он мало говорит. Я тоже мало говорю, я интроверт по своей природе. Мой персонаж молчалив, в песне выдал всё по делу — и всё! Мужик сказал – мужик сделал, и никаких лишних слов.
— Со времени премьеры прошло уже много времени, изменилось ли твоё видение твоего героя, иначе ли ты что-то преподносишь?
— Да, конечно. Со временем многое меняется, когда уже который раз выходишь на сцену и переживаешь один и тот же сюжет, начинаешь по-другому смотреть на происходящее внутри нее. Когда спектакль только выходит, больше ориентируешься по каким-то отрепетированным точкам. А со временем точки смазываются, начинает жить сама суть. В самом начале присутствует жесткий контроль режиссера, а через год уже многое меняется и появляется живой нерв, и уже ориентир уже не на точки, а на партнеров, которые так же иногда могут проявить допустимые вольности внутри сцен, и тебя это уже не выбивает, а показывает, что спектакль – живой организм. Есть канва, да, но допустим и небольшой импровиз.
— Об этом я как раз хотела спросить дальше! Всё ли было прописано для героя или что-то добавлялось от себя?
— В моем случае все было прописано. Но одну фразу я добавил! Теперь их две! (смеется). Когда я спасаю Алконост, я добавляю «прочь!», но не всегда.
— Какое у тебя ощущение от этой роли, с каким настроением ты выходишь после этого спектакля?
— Ощущение хорошее, светлое, мне очень нравится этот мюзикл и ария моего героя. Когда я имею возможность полностью погрузиться в происходящее, выложиться целиком, я всегда с положительными чувствами выхожу после «Алконоста», несмотря на то, что здесь львиную долю хронометража занимает ад, все же, он ярок и харизматичен, да и половину спектакля я лежу, отдыхаю, когда еще! (смеется). Этот спектакль позволяет мне и заниматься любимым делом, и отдыхать. И как после этого можно выйти с плохим настроением?
— А есть ли какая-то ревность, когда другой актер вводится на твою роль? И ты ему помогаешь! Или это «ура, у меня будет чуть больше времени?».
— Нет, ревности нет. В любом случае, я понимаю, что каст необходим, все мы люди, никто не застрахован от форс-мажорных событий, может не позволить голос, здоровье. Именно здесь я от многих артистов слышал, что в нашем театре особая атмосфера, не могу сравнивать, но совершенно точно вижу, как актеры поддерживают друг друга, и это правильная, хорошая и добрая атмосфера. И я стараюсь быть таким же, когда Паша (Павел Стукалов – недавно ввелся на роль Охотника в «Алконосте» — прим.корр.) вводился в роль Охотника, ария была ему высока и непривычна позиционно, я ему помогал, показывал как удобнее петь, как это делаю именно я, всякие рок-фишки вокальные, переживал за него. Я очень рад, что есть непроизвольное чувство заботы и поддержки к коллегам и от них.
— По сюжету спектакля героиня, Алконост, ради твоего героя изменила свою жизнь, свою судьбу, смог ли бы ты принять такую жертву? И жертва ли это?
— Во-первых, она молодая девушка. И по сюжету ее сестра, Сирин, рассказывает, что когда-то тоже была влюблена в человека и сделала свой выбор в пользу сестры. Я думаю, нужно детально всмотреться в то, как мюзикл называется: «Алконост. Легенда о любви», и это не только о любви Охотника и Алконост. Я лично сам выделяю первым планом всеобъемлющую любовь Сирин к сестре: она отказалась от своей любви в пользу любви к Алконост. Любовь как явление показана с разных сторон: высокая любовь, жертвенная, и более приземлённая, плотская.
Теперь отвечу на твой вопрос касаемо жертвенности: я думаю, что нам всем свойственны эмоциональные порывы, нерациональные глупости. Да и что есть рациональность, нормальность? Это философский вопрос, на который никто не сможет ответить, поэтому, думаю, каждый из нас готов, и я в том числе. А было бы скучно сказать, что нет! Нет, конечно! (смеется). Но я считаю, что да, готов!
— В этом спектакле специфическая история, твоя партнёрша — балерина, за весь спектакль она не говорит ни слова. Тебе, как артисту, сложно было построить взаимодействие и понимание без слов? Или это наоборот легче?
— В начале ощущения были необычные от осознания такого расклада. Но со временем, когда все обросло пониманием, улеглось и стало понятно в целостности, я осознал, что это интересное решение: два главных героя из разных миров, но их связывает то, что они не говорят. Должен быть какой-то контраст между этими мирами, и внешне он есть, а внутри есть особенность, которая их объединяет, — они оба не разговаривают. Структурно мюзикл построен так, что окружающие нас партнеры достраивают наше взаимодействие, а мы взаимодействуем безмолвно. И здесь слова и не нужны на самом деле, здесь можно было бы сказать многое, но по сути же и так все понятно – а, значит, можно обойтись и без них. И это не сложнее и не легче, это просто по-другому. Со словами ли или без слов – это просто разная форма взаимодействия. Например, нам сейчас скажут с тобой: «вы должны провести день вместе, ничего не говоря, научиться понимать, использую лишь язык тела и жесты». И, очень вероятно, к концу дня мы бы по жестам уже понимали друг друга! Сначала мы бы научились показывать самые простые потребности, поесть например, потом что-то более детальное, сложное. И это просто другая форма взаимодействия. Кстати, хороший эксперимент, даже с людьми, которых ты давно знаешь, попробовать, насколько вы друг друга чувствуете без слов, это интересно.
— У твоей сегодняшней партнерши Алконост сегодня премьера, вы раньше вместе не выступали. Как это — играть любовь с партнёршей, которую ты видишь первый раз?
— Это интересно! Со временем ты в партнере на сцене не видишь артиста, ты видишь персонажа, под Алконост может быть любая личность. В данном случае это даже интересно, новая партнерша себя по-другому ведет, нет привычных наработанных партнёрских точек, ты ощущаешь все по-новому, и мне это даже помогает. И я смотрю сегодня на нее первый раз, на ее новый взгляд, она меня еще не знает, и мы, действительно, сегодня будем говорить с ней взглядом, нет ничего привычного друг для друга, она видит новое, и я в ней тоже.
— А когда ты проходил кастинг, ты рассматривал только эту роль? Хотел бы попробовать, например, роль Велеса? Какие возможные сложности ты видишь в интерпретации отрицательных персонажей?
— Когда я проходил кастинг, еще не было героев, были только референсы. На кастинге я пел песню Кипелова «Я свободен», не было еще ни персонажей, ни написанных арий. Определенно да, мне было бы интересно сыграть отрицательного персонажа. Роли Охотника и Весела совершенно противоположны. Если Охотник, несмотря на свой внешний брутальный вид – лирический герой, то Велес – это некое спокойное зло. Основная сложность в интерпретации отрицательных персонажей – это их монолитность и внутреннее спокойствие. Если в каких-то ролях твои внутренняя психофизика может проскальзывать, то здесь никакие дополнительные внешние проявления не должны показываться, все должно быть очень величественно, неспешно и с самоконтролем.
— О чём для тебя эта история?
— Это история о всепоглощающей, всеобъемлющей любви, о жертвенности. И для меня здесь первым планом стоит любовь Сирин к Алконост. С моей стороны было бы лучше сказать, что главная линия – наша, но это не совсем так, я думал об этом и пришел к выводу, что Сирин дважды отказалась от своей любви, во имя любви: от возлюбленного в пользу Сестры и от сёстры в ее же пользу. А Алконост, как я и сказал, молодая, у нее горячая кровь, и ей захотелось пойти на поводу у своих желаний. И здесь это не выставляется как плохой поступок, ее никто не обвиняет, сестра это принимает. Ради любви к Алконост Сирин принимает, что сестра отказалась от нее. То есть, сначала она отказалась от своей любви, а потом ради любви к Алконост она приняла ее любовь и ее решение стать смертной и оставить Сирин одну. И любовь Сирин – это первый план, потому что Охотник и Алконост умрут рано или поздно, а Сирин останется. И эта любовь, с которой все начиналось, жертвенная любовь, так и останется жить в ней, навечно, когда уже не будет тех, ради кого она это делала. И эта такая философская нота, которая зависает в воздухе и остается с каждым из нас, и о ней надо подумать.
— А на что ты сам готов ради любви?
— Я считаю, что на все. Если можно пойти ради чего-то на все, то только ради любви. А в ней – вся жизнь, и даже больше.
Интервью подготовила Олеся Дмитриева, фото Екатерины Литвиненко
Добавить комментарий