Что такое сцена Театра «Школа драматического искусства» под названием «Глобус», я узнала впервые. Раньше как-то не доводилось побывать на ней, но она оказалась просто идеальным местом для спектакля «Таська», на предпремьерном показе которого я побывала 27 июня.- В центре круглого пространства — лихо закрученная, нарисованная на полу лестница-спираль, и так же лихо закручивается само действие спектакля. Казалось бы, как можно рассказать чисто биографическую историю первой большой любви Михаила Булгакова? Его первая жена, Татьяна Лаппа (у спектакля есть подзаголовок «Булгаков и его Лаппа»), для близких Тася или Таська, не так известна широкой публике, как две последующие: Любовь Белозерская и Елена Шиловская, но именно она была рядом с писателем в его самые тяжелые годы, боролась с его пристрастием к морфию, терпела лишения и спасала от смерти. За одиннадцать лет жизни было всякое: близость к безумию, испытание войной, болезнями, голодом, а потом славой и медными трубами. Она всегда была рядом, прощала его слабости и влюбленности. Она первая смогла разглядеть его гениальность, была его первой музой, именно ею навеяна атмосфера того самого волшебного Ершалаима с висячими садами, дворцами и храмами. Парадоксально, но о ней нет ни строчки в его воспоминаниях, зато именно её он, умирающий, умолял разыскать, чтобы попросить прощения за всю ту боль, что ей причинил, и поблагодарить за верность.
Но вернемся к спектаклю. Форма для рассказа об этих одиннадцати годах выбрана самая нестандартная, я бы даже сказала, авангардная. Из пьесы Малики Икрамовой получилась совершеннейшая фантасмагория с элементами мистики. По задумке режиссера спектакля Глеба Черепанова, герои все время перемещаются по несуществующей лестнице, пол прямо под ногами публики уходит на целый этаж вниз, образуя там фантастическое зазеркалье, а зрителям верхнего яруса, вероятно, приходится испытать самое настоящее головокружение, глядя с высоты на то, что там творится.
Действие начинается с пасторальной сцены домашнего дачного концерта, нетривиального исполнения романса «Белой акации гроздья душистые» и обсуждения матерью и сёстрами писателя его пассии. Мишина новая любовь совершенно не устраивает его мать, Варвару Михайловну (Ольгу Малинину), — уж слишком она свободолюбива и непокорна, но со временем все понимают, что её преданность их сыну и брату не знает границ. Дальше дачная пастораль сменяется первыми признаками галлюциногенного бреда, вызванного чрезмерным увлечением молодого врача известными препаратами. То ему видится сцена из «Фауста», то он сам вступает в сражение с Князем тьмы, при этом поражая зрителей затейливыми хореографическими кульбитами. За хореографию спектакля отдельное спасибо Александру Шеверову: временами спектакль превращается в настоящее «контемпорари», что его очень красит.
Ещё одна яркая краска в нём — вокальная. Если Мефистофель (Евгений Поляков) радует нас стихами Бродского: «Не будет вам ни хлеба, ни питья, не будет вам на Родине житья» — и игрой на гитаре, то Гелла (Ольга Надеждина), образ которой несколько далёк от воспетого в романе, своими вокальными экзерсисами совершенно неожиданно предваряет каждое изменение локации или времени действия. Пропетое оперным вокалом: «Девятнадцатый год, убогая комната…» и тому подобное вызывает у зрителей неподдельный восторг. Внешний вид героев коренным образом меняется в зависимости от реальности или ирреальности происходящего. Неизменным остаётся лишь счастливый браслет-талисман на руке у Таськи, с которым она ни за что не соглашается расстаться, скорее отдаст обручальное кольцо, чтобы спасти больного мужа. Сценография Ольги Левенок в контексте зала «Глобус» просто поразительная: мы словно мчимся вниз-вверх, как на американских горках, еле успеваем следить за изменениями конфигураций раздвижного стола, а костюмы героев и видеоинсталляции в немалой степени содействуют тому, что спектакль воспринимается с таким неподдельным, но приятным удивлением. В нём загружено столько визуальной информации, что глаза разбегаются, а в один из ключевых моментов, когда Мефистофель заповедует нам: «Будьте осторожны с вашими мечтами, они имеют свойство исполняться в самый неожиданный момент», — с нижнего яруса на зрителей действительно глядят два круглых, немигающих зрачка.
Игра в этой чудесной фантасмагории — то ещё испытание, но актёры с честью его выдерживают, начиная с булгаковских сестричек (Анастасия Привалова, Анна Чепенко, Анна Пик), щебечущих у постели больного Миши на древнем арамейском, доктора и священника в одном лице (Сергей Ганин) и заканчивая исполнительницей главной роли Александрой Гладковой. Её Таська — любящая, жертвующая, страдающая и спасающая, бесконечно живая и разнообразная. В трагический момент осознания зависимости мужа она несётся по круглой сцене, как белка в колесе, и от невозможности совладать с несчастьем падает в изнеможении.
На Вадима Дубровина мне всё время хотелось приладить булгаковский монокль, настолько он у меня слился с образом писателя. И все его порочные пристрастия, близость к безумию, постоянные видения, большую любовь, начало творческого признания «иронического человека», угасание любви и жажду получить прощение на закате дней (спрятавшись за странноватого вида куклой) актёр несёт с невероятной достоверностью и поднимается (в прямом смысле) на недосягаемую высоту. Прекрасный Булгаков, что уж тут говорить!
После одной из моих самых любимых в этом театре постановок, «Турандот», мне казалось, что Глебу Черепанову уже нечем меня удивить, но ему в очередной раз это удалось. Причём когда первые впечатления немного улеглись и визуальное восприятие сменилось осознанием драматизма и глубины этой истории, моё удивление понравилось мне ещё больше.
Как же приятно бывает вот так удивляться!
Автор Наталья Романова, фотографии автора можно посмотреть здесь
Добавить комментарий