Тут театр начинается не с вешалки, а прямо с порога. Тебя предупреждают при входе: «говорите потише, не шумите, следуйте указаниям встречающего». И ты уже с порога заинтригован. Хотя нет, заинтригован ты уже задолго до этого, с тех самых пор, когда задумался над тем, во что же превратится поэма Некрасова «Мороз, красный нос» в руках такого режиссера, как Марина Брусникина. Почему именно Некрасов, казалось бы, не самый популярный сегодня для сценического воплощения автор? Почему именно «камерная опера»? С этими вопросами ты входишь в арку в Козихинском переулке, где обитает театр «Практика», в надежде получить ответы. И сразу попадаешь в особый мир, практически мгновенно сознавая, как тебе повезло. Чудесный спектакль, совершенно меняющий твое отношение к знакомому со школьной скамьи произведению Некрасова, завораживает своей красотой, музыкальностью, игрой света и особенной энергетикой.
Спектакль «Мороз, Красный нос» играют в «Практике» очень редко, и в первую очередь потому, что для этого фойе и два театральных зала ждет тотальное преображение. Дощатые настилы на полу легко поскрипывают под твоими шагами, свет приглушен, от неструганых деревянных столбов приятно пахнет древесиной, сквозь щели под настилами, словно сквозь туманную дымку, проникает свет, погружая постепенно прибывающих зрителей в состояние томительного ожидания.
Героини спектакля возникают среди зрителей буквально ниоткуда, незаметно материализуясь из туманного воздуха. Ледяные тона в одежде, мерное постукивание железных ломов по доскам, неспешное движение, тихие голоса, едва слышный смех и перешептывание. Девушки и девочки, как большие и маленькие снегурочки, бродят по фойе, словно никого, кроме них, здесь не существует, потирают замерзшие ладони, играют в салочки. Ты начинаешь чувствовать себя невидимкой, безбоязненно подглядывая за их движениями, прислушиваясь к голосам, когда вдруг из обрывков фраз начинают проклевываться строчки некрасовской поэмы.
- Савраска Увяз в половине сугроба
- Две пары промерзлых лаптей
- Да угол рогожей покрытого гроба Торчат из убогих дровней…
Это совершенно особенное, завораживающее ощущение сохраняется и в зале, куда все потихоньку начинают перемещаться вслед за актрисами, при этом никто ничего не объявляет, но все и всё прекрасно понимают без слов. На часть зрительских мест натянут холщовый саван, где-то в полутьме прячутся музыканты. Музыка запросто может возникнуть из хаоса звуков или из полной тишины. Голоса то сливаются в одну звенящую реку, то разделяются на отдельные потоки, фразы некрасовского стиха пропеваются протяжным погребальным народным напевом или мощным церковным хоралом, меняются ритмы, ломая саму структуру стиха, и как же за этим поэтико-музыкальным экспериментом восхитительно наблюдать! Каждая секунда приносит очередную неожиданность. Ты ее уже намеренно ждешь и все равно оказываешься перед ней совершенно безоружен.
Как перед потрясающим, непередаваемым существованием в спектакле Алины Рачковской. С января 2024 года спектакль вернулся в репертуар театра после долгого перерыва с этой новой исполнительницей. Ее энергетика способна запросто пробить брешь даже в самом скептическом настрое любого зрителя. Тоненькая девочка из XXI века вдруг становится крестьянкой Дарьюшкой во плоти, хлопотавшей по дому, изнывавшей под летним зноем на покосе, рожавшей и растившей детей, потерявшей любимого мужа и с такой силой погруженной в это трагическое состояние, что пережить его становится просто невозможно.
- И ты красотою дивила
- Была и ловка, и сильна
- Но горе тебя иссушило,
- Уснувшего Прокла жена!
Ее невероятная огненно-рыжая копна волос становится полноценной участницей спектакля, то покорно повисая тяжелой косой поверх сшитого ею савана, то, медленно расплетенная, становится колыбелью для новорожденного младенца, а то взлетает спутанной гривой вслед за порывистыми движениями обезумевшей от горя женщины. Срываясь на крик, и даже пробиваясь надрывным кашлем, из которого композитор спектакля Алексей Сюмак создал отдельную сольную партию длиной не меньше чем в пять минут, Дарья, выплескивает на зрителей свое безутешное горе, заполняющее все пространство вокруг. Нежные голубые платья трогательных девочек разных возрастов и девушек-вокалисток создают резкий контраст с трагизмом некрасовской истории. Спектакль доходит до самого дна этого, казалось бы, бездонного женского горя. Русская женщина, она такая сильная, но в сценической версии Марины Брусникиной та, что «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», оказывается беспомощной, оставшись один на один со своей потерей. Если кто-то ждет именно этих классических строк, то напрасно, они спектакле так и не прозвучат.
В тихом зимнем лесу, там где «мороз-воевода дозором обходит владенья свои», умирает душа, застывая в «своем заколдованном сне», и ничто уже не способно возродить ее к жизни. Застывшая от горя женщина, погруженная в воспоминания об ушедшем любимом, становится одним целым с огромной ледяной глыбой, сама постепенно превращаясь в лед.
- Душой улетая за песней,
- Она отдалась ей вполне..
- Нет в мире той песни прелестней,
- Которую слышим во сне!
Поклонов не будет. Наверное, это правильно. Такое нельзя расплескать и хочется запомнить очень надолго.
Автор Наталья Романова, фотографии автора и Марины Казаковой можно посмотреть здесь
Добавить комментарий