Удивительно, насколько идеально превратности сюжета знаменитой пьесы Генрика Ибсена и проблемы норвежской семьи конца XIX века могут совпасть с проблемами, возникшими однажды под Новый год в стандартной российской семье в начале XXI века.- Адаптация пьесы Ибсена «Кукольный дом» для МТЮЗа принадлежит некоему Семёну Саксееву. Талантливый человек этот загадочный Семён! Но с этой загадочностью мы сейчас покончим. Саксеев — литературный псевдоним режиссёра спектакля и главного режиссёра МТЮЗа Петра Шерешевского. Премьера спектакля «Медовый месяц в кукольном доме» состоялась 29 июня 2024 года, и почти год в театральной среде не перестают говорить о нём как об одном из лучших в его карьере. Теперь и я, посмотрев наконец спектакль, присоединяюсь к этому мнению.
Странное чувство возникает с первых минут спектакля: ты смотришь на сцену и не можешь отделаться от мысли, что подглядываешь за чужой жизнью, причём реальной, а вовсе не кукольной, словно что-то подобное уже когда-то происходило если не с тобой лично, то с кем-то из твоих знакомых. Люди на сцене не выходят из образов даже во время двух антрактов. Зрители отправляются в буфет, а на сцене между тем продолжается застолье, тихие разговоры, игра в «На лбу написано» или безмолвный ужин тет-а-тет. Один из секретов спектакля, возможно, как раз и заключается в его реалистичности, почти документальности. Это подчёркивают и имена героев, совпадающие с именами актёров.
Но Шерешевский не был бы Шерешевским, если бы время от времени не превращал реальность в нечто совершенно противоположное. Каждый раз ты не устаёшь удивляться, как блестяще это ему удаётся.
Декорация в спектакле тоже, казалось бы, реалистичная: открытая веранда загородного дома новоиспечённого директора отделения Бета—банка Ильи Хелимского и двор этого дома, украшенный новогодними гирляндами. Вот ещё бы снег во дворе был настоящим, но ничего страшного, герои отлично гребут лопатами и пенопластовый. Лежа в этом пенопласте, Илья признаётся своему соседу и другу, доктору Ранку (Константин Ельчанинов), что охладел к жене Полине, но признаться ей не может, ведь она спасла ему жизнь когда-то, нашла деньги на сложную операцию за рубежом. К тому же у них двое замечательных детей, у Ильи новая должность, финансовые трудности позади, и вот теперь—то, кажется, и должна начаться их настоящая жизнь.
Отъезд детей в лагерь и новогодние праздники должны стать их вторым медовым месяцем, во всяком случае, так считает Полина, всячески пытаясь выставить «домашнее животное» Ранка и остаться с мужем наедине, а вот Илья как раз этого страшно боится. А ведь когда-то Полина была его любимой Белкой. И любовь когда-то была, а теперь перестала быть. Потерялась где-то, пока они бежали вместе в привычном колесе ежедневной семейной жизни. Может, соскочила на повороте? И он ничего с этим поделать не может. Самое страшное, что и Полина всё понимает. И короткие новогодние каникулы для неё – самая последняя надежда ушедшую любовь вернуть. А если не получится, она не знает, как дальше жить. Собственной, отдельной жизни у неё нет. Нет «я», есть только «мы». Но зато у неё есть тайна.
Пока в течение спектакля тайна постепенно и очень болезненно раскрывается (причём для всех обитателей «кукольного дома» – и постоянных, и временных), в Полине начинает просыпаться её собственное «я». Просыпается очень медленно, через страдание и неверие. И, проснувшись окончательно, наносит решающий удар в прямом и в переносном смысле.
Вот оно, возникновение нереальной реальности Шерешевского. Как последний шанс на счастье, появляется ролевой костюм Белки с подвешенным сзади гигантским хвостом. Дом, как сказочная «избушка на курьих ножках», поворачивается «к лесу задом» и превращается…
Превращается во что? В кабаре? В караоке, в котором за 100 баллов борются искренний до мурашек белый стих – стендап несчастливой женщины с беличьим хвостом и яростные танцы разлюбившего мужа? Ну как у Петра Шерешевского так получается всё перевернуть с ног на голову, что нереальность происходящего делает всё ещё более реальным? Я не знаю, талант, должно быть…
Талант вместе с художником спектакля Надеждой Лопардиной настроить зрительское восприятие на нужную волну, когда каждая деталь работает на создание задуманного образа, где даже полотна Эндрю Уайета на стенах кричат о потере, талант найти пять безусловных актерских дарований, которые все эти жизни проживут, как собственные. Герой Ильи Смирнова усиленно пытается замаскировать внутреннюю пустоту в том месте, где когда-то была любовь, но всевидящая камера (излюбленный прием Шерешевского) безжалостно ловит крупные планы его равнодушного лица.
Зато какие говорящие глаза у Полины Одинцовой! Когда её героиня-тёзка говорит подруге Илоне (Илона Борисова) о том, что пойдёт на всё, чтобы сохранить семью, в них отражается поразительная решимость и боль смертельно раненного животного.
У Илоны, как и у катализатора всей драматической ситуации Алексея (Алексей Алексеев), находится свой способ объединиться в борьбе с одиночеством, а у шутника и доброго соседа Константина Ранка — свой серьезный резон, связанный с неразделенной любовью, отбыть на Землю обетованную.
Казалось бы, история этих пятерых не может иметь счастливого завершения, но почему-то в финале хочется верить, что у героев получится обрести своё счастье. Может, и не то, на которое они вначале надеялись, а совсем другое. Каждый из них получил долгожданную, выстраданную свободу и уходит в танцевальный отрыв от осознания этой новости.
Ставь на ветер,
а вдруг действительно конец планете,
а вдруг ты там уже кого-то встретил, что ещё хуже.
Танцы, танцы…
Автор Наталья Романова, фотографии автора можно посмотреть здесь
Добавить комментарий